Том Шенкер

Спасибо.  Это большая честь для меня быть здесь.  Хотел бы поблагодарить The Freedom Forum и Институт развития прессы, который здесь нас принимает.

Я работал десять лет корреспондентом  в Восточной Европе и потом стал редактором, которым сейчас и являюсь.   Я всегда считал, что обсуждать Россию - это обсуждать будущее мира, и поэтому я еще больше счастлив, что  нахожусь здесь с вами.  Я хотел бы обсуждать освещение военных преступлений на основе того, что я видел два года, когда в качестве военного корреспондента был в Боснии.  Большинство войн, которые мы освещали в прошлые десятилетия,  не были войнами в полном смысле этого слова, это были последовательные военные преступления, которые маскировались под военные кампании.  В первые месяцы  боснийского конфликта, я думаю,  те, кто был там и те,  кто освещал все это в западной прессе, были недовольны стилем освещения конфликта. Но те, кто провел там много времени, нашли новый способ описания военных действий - это старый инструмент, и мы его вновь использовали, я бы назвал его "горящие дома и плачущие матери".  Есть Международный гуманитарный закон,  и мы должны понимать этот закон с журналистской позиции и пользоваться им при освещении событий.  Для оценки ситуации и освещения событий нам необходим доступ к информации и в зону военных действий. Мы должны избегать националистических суждений и придерживаться принципов морали, не важно где это происходит: в России, в Чечне.   Подобное было в американском обществе, в Луанде, в Косово, в Чечне и в Боснии, и  наша аудитория видела фотографии плачущих матерей и  горящих домов, боевых действий, трупов, и это, конечно, оказывало воздействие на читателей.  На то есть свои причины. Статьи, конечно, должны привлекать внимание, но надо учитывать что мы, журналисты не судьи и не жюри судебных присяжных заседателей, мы  должны освещать события так, чтобы это было в контексте международных законов и конвенций, независимо от того, где это происходит: в России, в Штатах, в Сербии или  Хорватии.  В странах, которые подписали определенные международные соглашения, журналисты должны их соблюдать и понимать международные законы.

Сколько раз вы видели такие фотографии с развалинами госпиталя или какого-то здания?  Но вы должны перейти на другую сторону и посмотреть, что скажет об этом командир, который стреляет по этому госпиталю. Конечно, и госпитали, и школы, и другие гражданские заведения должны быть защищены от таких разрушений.  Это -  военное преступление против гражданских лиц,  и снова вы должны представить разные точки зрения и поговорить с другими командирами.  Они говорят, что разрушение гражданских объектов неизбежно. Например, в здании есть снайпер и 250 человек, которые там живут. Стреляя по дому, артиллерия, конечно, обезвреживает снайпера, который уже убил 600 солдат. Но вместе с тем погибает 250 мирных жителей.  Дело в том, что соотношение тех,  кто может стать жертвой войны и тех, кто ей становится, не подчиняется никаким законам.

Перед тем как я уезжал в Вашингтон, я приехал в архивы “The New York Times”  и  посмотрел, сколько было  законов на этот счет - 125.  Материалы о  военных преступлениях появлялись  более 600 раз в этой газете, то есть больше, чем раз в день.  Я думаю, что мы должны все больше иметь представления о том, что происходит во время военных конфликтов, а также что происходит после окончания холодной войны в обществе.  В отношении Боснии я хотел бы рассказать, что происходит  в американской прессе, в американском обществе.  Фактически  с самого начала все американцы были эвакуированы, там даже не осталось ни одного военного.  Допустим, во Вьетнамскую кампанию  было вовлечено очень много американцев,  но в Боснии западная пресса фактически была сама по себе.  Журналисты пересекали линию фронта и говорили со своими коллегами из других стран.  Некоторые шпионы, офицеры и официальные лица пытались пригласить меня на ланч, чтобы узнать от меня информацию, но выпив две стопки водки уже они выдавали мне информацию по конфликту в Боснии, где были и мусульмане, и хорваты, и они боялись воевать.  А господину  Бушу и Клинтону придется  вспомнить, что такое современный дипломатический диалог.  До 1995 года президент Клинтон не очень хотел быть слишком вовлеченным в боснийский конфликт, в государственном департаменте они отказывались признавать уровень зверств и варварства, которые имели место и освещались американскими корреспондентами в различных изданиях.  Например, когда британское и американское правительства хотели получить поддержку общества в своих странах для военной кампании в Косово, именно Белый дом, White Hall, Государственный департамент практически каждый день говорили о тех зверствах, которые творятся в Косово.  Одна история из Боснии до сих пор тревожит меня - это ошибки, о которых я мог бы сказать потому, что это я их допустил.  Один из очень важных материалов - это август 1992, когда я работал в “The Chicago Tribune”  и  был корреспондентом , первым написавшим  о сербских рейдах против мусульманских женщин и я, честно говоря, горжусь тем, что я сделал, тем самым я принес большую справедливость в мир в этом отношении, потому что было очень важно сообщить, что  были концентрационные лагеря, лагеря смерти, которые являлись свидетельством зверств в Боснии. Когда я в августе написал об этом, я фактически не ощутил никакой реакции, то есть она прошла незамеченной, но люди: редакторы и читатели в Америке, сказали, что это происходит всегда, это просто издержки  войны.  Это не стало международным событием сразу, лишь много, много месяцев спустя.  Я собирал различные доказательства, чтобы не только показать что происходило с этими женщинами или что это противоречит ст.3 Женевской конвенции 1948 года, но и для того чтобы общество увидело, что это было широко распространенным явлением и возможно достигло уровня широкомасштабного нарушения международных законов.  Генеральный штаб и политические лидеры должны нести ответственность, а не только те командиры, которые фактически физически совершали эти преступления.  Должно быть больше нюансов в трактовке законов потому, что более детальное освещение позволяло бы показать распространенность и систематичность данного явления, что фактически могло изменить демографический  состав мусульманского населения и создать целое поколение "смешанных" детей, а массовое изнасилование было формой геноцида по отношению к мусульманским женщинам.  Фактически все участники войны были сторонами, подписавшими Конвенцию, не могут быть обвинены в преступлениях, потому что они должны выполнять работу четко и прямо освещать то, что происходит на поле боя. В Боснии истории о массовых изнасилованиях было доведено, в конце концов, до общества и до международных органов. И фактически две недели назад международный трибунал по бывшей Югославии в Гааге дал свое заключение, что это было преступление против человечества. Я потерял нить своего рассказа, я хотел бы сказать еще, что все же моя история, которой я горжусь, она была важна для меня, потому что это не просто история, которую показывает, и сказать, что о как это было ужасно. Но самое главное и более драматичное, это не просто освещение событий, но это просто дает возможность внести новую справедливость.