Дуэль со смертью в песках Афганистана

В конце 70-х начались одна из самых грустных и трагических страниц истории СССР - афганская война. Ее трагичность прежде всего заключалась в ее бессмысленности. Можно понять, когда люди гибнут, защищая свою родину, своих родных и близких. Можно даже понять отнюдь не бесспорную точку зрения людей, считающих оправданной гибель солдат, завоевывающих новые территории для государства. Но кто сегодня объяснит смысл той тяжелой, кровавой, изнурительной войны, продлившейся целых десять лет, унесшей десятки тысяч жизней и искалечившей еще больше душ? Зачем лидерам Страны Советов понадобилось провести целое поколение сквозь самое настоящее пекло?

Те, кого советская пропаганда в Афганистане называла бандитами, появились отнюдь не в день ввода туда наших войск. Они существовали еще со времен оккупации Афганистана англичанами и внутри страны именовались не бандами, а освободительным движением против англичан. Но, к сожалению, уроки англичан ничему не научили ни США, ни СССР, и обе страны увязли в войне. Наверняка каждая из сторон считала, что в случае победы отвоюет хороший полигон: США - дабы влиять на внешнюю политику СССР, а Союз - дабы иметь островок влияния в исламском мире, мешающий интересам США. Но сами афганцы постарались максимально использовать и деньги, и военную мощь обеих стран лишь для одного - смены власти кланов. А посему многочисленные людские потери, искалеченные тела и души - полностью на совести тогдашнего бездарно-маразматического руководства СССР. Шедшие на бой под Гератом и Кандагаром, берущие на едином дыхании дворец Амина в Кабуле искренне верили, что это - братская помощь. На деле же все оказалось не так.

…В жарком июле 1979- го майор Нездоля отдыхал с семьей и друзьями в Геленджике. Там они познакомились с семьей подполковника Валерия Цыганова, который работал одним из начальников штаба правительственной связи. Подполковник только что вернулся в Союз из Кабула - входил с первой группой советских войск в Афганистан. Он был первым, от кого Александр Иванович услышал, как приземляются вертолеты в афганских горах, как выносят наших раненых офицеров и солдат, сколько крови и страданий довелось ему увидеть.

Вскоре загоревший и отдохнувший майор Нездоля вернулся из отпуска во Львов. И, буквально через несколько дней его и еще нескольких человек вызвал начальник разведки, полковник Александр Гнап. Приказ был лаконичным, да и в Комитете не принято было задавать лишних вопросов - имея с собой теплый свитер, определенную сумму денег и туалетные принадлежности, послезавтра прибыть в город Сумы.

Впрочем, Александр Иванович частично догадывался, в чем дело. В центральном аппарате в Киеве, в разведывательном управлении была небольшая засекреченная структура, в которой работало меньше десяти сотрудников. Они курировали спецподразделения, которые формируются на особый период типа военных действий. Туда отбирали сотрудников Комитета по особенным, известным лишь узкому кругу лиц, критериям. Впрочем, можно сказать, что одним из этих критериев было знание иностранных языков. С прошедшими отбор сотрудниками раз в год проводили собеседования, напоминали, что они находятся в спецрезерве, и периодически негласно проверяли, изучали и проводили спецподготовку. И судя по всему, именно эта структура направила майора Нездолю в Сумы.

Там, в назначенном, и, понятное дело, тщательно засекреченном месте, собралось около двух с половиной тысяч офицеров со всей Украины. Все молодые, у каждого семья, дети, за плечами - уникальная спецподготовка. Около недели с ними проводили собеседования, формировали команду. Но куда их намерены отправить и зачем - не говорили. Абсолютно все содержалось в строжайшей тайне.

Каким-то шестым чувством офицеры поняли, что их готовят для южных широт. Между собой шутили, что прошедшим отбор выдадут белые рубашки, кремовые брюки, панамы, черные очки, приличные авторучки и отправят советниками в какие-нибудь курортные южные страны. Когда из двух с половиной тысяч осталось двести пятьдесят офицеров, их разбили на два так называемых направления. Среди всех собранных офицеров Александр Нездоля был едва ли не единственным, кто в добавок к академическому образованию - факультет журналистики - имел за плечами 520 часов военной подготовки и состоял в запасе спецназа. В отличие от "гражданских" сотрудников безопасности, которые досконально владели минимум двумя иностранными языками, но основная их подготовка базировалась на гражданских дисциплинах. А посему его и назначили начальником второго направления - десять оперативно-боевых групп по десять человек, то есть, сотня бойцов. Вместо панамок и кремовых брюк выдали пятнистую камуфляжную форму, автомат и десять "лимонок" на каждого. А когда к этому добавили боекомплект - полторы тысячи патронов, бесшумное и другое спецоружие, офицеры поняли, что впереди - Афганистан.

Четыре "Ил-76" - тяжелых военно-транспортных самолета, - тщательно соблюдая все нормы секретности, приземлились в Фергане. Там, на базе подготовки военно-воздушных сил, их тренировали в условиях, максимально приближенных к месту будущей отправки. Командовал подразделением бывший фронтовик полковник Михаил Данилович Ковалев, а майор Александр Нездоля вскоре был назначен начальником штаба. Заметим, что все это время семьи ничего не знали о судьбе своих кормильцев. Что им сообщало командование? Учения? Переподготовка?

Подготовка команды была суперинтенсивной. Особое внимание комполка Ковалев и начальник штаба Нездоля уделяли боевой подготовке. Изучали новое, только что поступившее на вооружение оружие, совершенствовались в метании гранат. Отрабатывали тактические вопросы, к примеру, как обезвредить главарей банд в населенных пунктах. А как бывший фронтовик, полковник Ковалев делал особый упор на стрельбы. Он сумел завести хорошие связи на полигоне базы ВДВ и всегда умел выпросить лишний часок для занятий. "Сынок, я на тебя надеюсь", - эти его слова действовали практически безотказно на сержантов и солдат подразделения, которое обеспечивало огневую подготовку. Многие спецназовцы поначалу ворчали, но потом, в бою, не раз вспоминали полковника добрым словом.

Проверяли их на стойкость, на мужество. Проводили и психологическую подготовку к экстремальным ситуациям. К примеру, офицеры, прибывшие из Кабула, специально рассказывали новичкам, что аэропорт в Шинданте плохо подготовлен к принятию спецподразделения: снайперы убивают каждого третьего, выходящего из самолета. Не все выдерживали эти проверки. Так, один из высокопоставленных офицеров в последний момент отказался лететь. Можно это назвать трусостью. А можно - страхом оставить жену вдовой, а только что родившуюся дочку - сиротой. Так или иначе, но его тут же отправили из лагеря - карьеру он свою загубил. Однако, как говаривал генералиссимус Суворов - тяжело в учении, легко в бою. И жизнь на все сто процентов подтвердила слова великого полководца.

	Команда “Карпаты" входила в состав отряда специального назначения КГБ "Каскад" Смотри также на "Агентуре": Спецподразделения органов безопасности СССР и России / Третий этап. "Каскад" и "Омега"

12 августа 1980 года те же "Ил-76", но уже догруженные бронетранспортерами, прочей военной техникой и даже дровами, прибыли на одну из авиабаз военно-воздушных сил в Шинданте на территории Демократической Республики Афганистан. С этой даты и началась война для спецназовцев команды "Карпаты".

-- После прилета в Шиндант нас разделили. Из двухсот пятидесяти на месте осталось сто десять. А мы - сто сорок человек, на бронетранспортерах, в касках и бронежилетах, вооруженные до зубов сделали марш- бросок до Герата - это около ста сорока километров. Там отаборились в местности с "веселым" названием "Долина черных смерчей", - рассказывает Александр Иванович. - Это километрах в двадцати от Герата, на высоте около полутора тысяч метров над уровнем моря. Место, куда мы прибыли, не было обустроено. Единственное, что успели сделать для нас ребята из групп, прибывших ранее - загородить участок территории колючей проволокой, натянуть палатки и оборудовать пищеблок. 

Врезалось в память самое начало нашей эпопеи. Как начальник штаба в первый же вечер я отправился знакомиться с командиром полка полковником Коптяевым. Приезжаю, а на их территории звучит похоронный марш. И знаете, давит так на мозги - первый день, а нас встречают, выходит, не здравицей, а сразу исполняют заупокойную. Я подошел к ребятам, и они мне сказали, что вскоре должны отправить тела нескольких убитых солдат, а мелодии похоронного марша не знают, вот и разучивают…

Мы прибыли в очень специфической форме, которая резко отличалась от армейской - такой в Вооруженных Силах в то время вообще не было. Мы не носили никаких знаков различия, обращались друг к другу только по имени и никогда не козыряли перед старшими по званию. Даже солдаты-срочники, которые нас обслуживали, не отдавали честь офицерам. Более того, все в команде, независимо от звания и должности, получали абсолютно одинаковое денежное содержание. 

Наше прибытие вызвало некоторое замешательство среди моджахедов. Мы были заметно старше солдат срочной службы -30-35 лет, видно было, что у нас есть боевые навыки и опыт. Поэтому моджахеды не вступали с нами в открытый бой и, особенно вначале, вели себя очень осторожно.

В первые же дни пребывания на территорию дислокации 101-го стрелкового полка 40-й армии, находящейся в Афганистане, прибыл генерал Шаталин, а позже - Борис Громов. С командиром полка полковником Коптяевым мы поддерживали официальные, деловые и просто доброжелательные отношения. Мы постоянно обменивались информацией, координировали совместные действия. Естественно, у нас были проблемы, особенно в первые дни пребывания в Афганистане, с добычей оперативно значимой информации. И первое время нам помогали военные разведчики, с которыми у нас сразу же завязались деловые отношения.

В самом начале своей эпопеи мы увидели такое необычное явление как афганский смерч. Зрелище удивительное по красоте, но когда мельчайшие частички песка и пыли неотвратимо слепят глаза и забивают дыхание, проникают сквозь обмундирование так, что песок потом надо вытряхивать даже из трусов, восторг быстро проходит.

Впрочем, пыли у нас хватало и без смерчей. Наш лагерь находился недалеко от проезжей части. После проезда боевой техники на долгое время зависала в воздухе пелена пыли и видимость была не более 5-6 метров. Просто было нечем дышать.

Первые ночи в Афганистане были для нас беспокойными. Мы постоянно получали информацию, что то в Герате, то в Кандагаре, дождавшись, когда уставшие солдаты заснут, моджахеды вырезали целые подразделения без единого выстрела - просто подкрадывались и убивали спящих. Поэтому спали мы плохо, все время были настороже. Впрочем, причиной плохого сна была не только тревога - сказывались и перепады температуры. С приближением зимы ночи становились холодными, единственным спасением были установленные прямо в палатках "буржуйки". Но разве это отопление? Поворачиваешься на бок, лицом к печке, спереди на тебя идет жара, а со спины - адский холод. А потом наступал день и обрушивалась не менее адская жара.

По работе мы постоянно выезжали в Герат и контактировали с местными властями и "хадовцами" (ХАД - так называлась местная госбезопасность). Пять раз я вылетал самолетом в Кабул. А на дорогах меня поражало абсолютное отсутствие правил движения. Как сейчас вижу эту картину: едут японские грузовички с маленькими, но мощными двигателями, груз на них - в три яруса, все ярко раскрашено, в каждой машине по 40-45 человек, хотя места рассчитаны максимум на 20. Дети - так те просто висели на заднем борту.

Афганские дети… Не смотря на холод, раздетые, обуты, в лучшем случае, в резиновые калоши на босу ногу, а чаще - босые. Они к нам обращались "шурави" - "шурави, дай тушенку!". И мы часто угощали их - открываешь ящик и раздаешь 10-20 банок сгущенки. Но самое забавное, что потом, когда мы ездили в торговый центр за кассетами для магнитофонов и прочими дефицитным в то время в Союзе товарами, то видели эту сгущенку на прилавках у афганских торговцев. То ли взрослые отбирали ее у детей, то ли это у них инстинкт такой - главное торговать, зарабатывать деньги". 

Смерть охотилась за советскими офицерами беспрерывно - безопасных мест в Афганистане просто не было. Даже любой поход в "дукан", то бишь магазин, мог стать последним событием в жизни. Все помнили случай, когда в таком вот "дукане" в Герате советского офицера убил религиозный фанатик-душман: мгновенным ударом полукруглой как серп сабли почти отрубил ему голову. Все это произошло на глазах у водителя, который не дал душману уйти и снял его очередью из автомата. Офицер не остался не отмщенным, нок жизни его уже ничто вернуть не могло. И поэтому остальные старались извлечь из происшедшего урок и принимать большие меры предосторожности. Ходили, как правило, втроем. Один человек приценивается, рассматривает товар, а двое коллег его охраняют, бдительно глядя по сторонам.

- В Кабульских совещаниях участвовали все начальники штабов из разных районов Афганистана, - вспоминает Александр Иванович. - Как правило, в пути следования меня охраняли два офицера. Всем нам, конечно, было интересно побывать в столице, посмотреть достопримечательности. И мы четыре раза посещали так называемый черный рынок, примечательный тем, что полностью находился под землей. Он был размером примерно 3 на 4 километра, в несколько ярусов с узкими проходами между крохотными магазинчиками, украшенными бархатом, хорошо освещенными. Там можно было купить практически все, но мы в основном просто ходили и смотрели, все это было так необычно и интересно. Но когда я в пятый раз собрался туда и громко предложил: "Ребята, давайте сходим на черный рынок", это услышали наши коллеги, работающие в Кабуле, и изумились: "Да ты что - какой черный рынок?! Мы уже седьмой месяц здесь и ни разу туда не ходили - это одно из самых опасных мест в Кабуле. Душманы жесточайшим образом расправляются с нашими офицерами, солдатами, которые туда забредают. И даже не стреляют, а тихо убивают лопатами". Только тут я понял, какому риску мы подвергались. Почему мы остались живы? Возможно нас спасло то, что мы были в штатском. Может потому, что нас было трое, и мы все время прикрывали друг друга. А скорее все - просто спас ангел-хранитель.

А как-то мы с товарищем увлеклись осмотром старинной крепости - а их в Кабуле много, красивых и необычных - и подзадержались. Наша резиденция находилась недалеко от советского посольства и мы решили взять такси. Такси в Кабуле были черного и желтого цвета - частные и муниципальные. Нам попалось черное, частное такси, и когда мы сели и сказали, куда ехать - в советское посольство, "сафарети шурави", водитель ответил: "О’кей!". Но повез нас не в сторону посольства, а за город, в район телебашни - на территорию, которая, как мы хорошо знали, контролировалась душманами. Нужно было действовать быстро - я вытащил пистолет, передернул затвор и приказал водителю немедленно остановиться. Он, ни слова не говоря, развернулся и минут сорок спустя мы уже были возле посольства. Все время нужно было быть начеку. Стоило расслабиться хоть на секунду - ты рисковал получить нож в бок или пулю в спину.

Поэтому и в Кабуле, и в Герате, мы ездили вооруженными, у каждого наготове автомат, прикрываем друг друга. Нас поражал фанатизм местного населения. Как-то я ехал на БТРе из Герата в расположение части, где мы находились. Навстречу нам несся автомобиль, полный местных жителей. Когда мы поравнялись, стекло люка БТРа, у которого я сидел, разлетелся вдребезги - что-то бросили с автомобиля. Мы ожидали взрыва, мгновенно затормозили, распахнули все люки, потому что если бы даже ребят не задели осколки, то взрывная волна наверняка бы разорвала барабанные перепонки. Но взрыва не произошло. Мы развернули БТР, направили в сторону уходящего автомобиля крупнокалиберный пулемет Владимирова. Но стрелять не стали - рассмотрели, что в автомобиле в основном сидели женщины и дети. Мы поняли, что это просто провокация, и нельзя допустить, чтобы были жертвы среди местного населения.

Кстати, хотел бы особенно отметить искусство наших водителей БТР - ведь от них очень часто зависела жизнь всей команды. И они стали просто ассами. Некоторые искусно ездили в очень опасных местах, где можно было напороться на пулю снайпера, даже не открывая люк - по перископу. А управление БТРом вдоль русла реки Герирут - это был просто высший пилотаж".

Расслабиться означало оказаться гостем в царстве смерти. Но человек -не робот, и даже суперпрофессионалы не могут постоянно сохранять бдительность. А в Афганистане, казалось, сама природа стала союзником смерти, охотящейся на советских офицеров и солдат. Невыносимо непривычные для организма климатические условия буквально сводили с ума, заставляя идти на неоправданный риск. 50 градусов жары в тени днем -такая температура способна раскалить любой металл до состояния сковородки. И БТР превращался в настоящую духовку - до ожогов горячий, наполненный гарью и духотой. Именно поэтому - и это ясно запечатлели кинохроники того времени - солдаты и офицеры сидели снаружи, на броне, тем самым превращаясь в отличную мишень для "духов"- снайперов.

Так погибли не только многие молодые солдаты, но и бойцы, прошедшие через горнило жестоких боев. Сослуживец Александра Нездоли полтавчанин Саша Гаранин, не выдержав жары, высунулся из БТР до пояса и так ехал. Первый же душманский выстрел из английского "Бура" пробил люк… "Минут через сорок я подъехал к этому месту, - вспоминает Александр Иванович, - смотрю, Саша живой, над ним медсестра с пинцетом колдует, тащит из него осколки. Кровь вокруг, без наркоза все это происходит, а он лежит и в глазах сияет радость. Я говорю: "Саша, чего ты веселый такой?" А он отвечает: "Смотрите, Александр Иванович, восемнадцать осколков в меня вошло и все только до пояса, а ниже все цело! Только колено зацепило… Значит - буду жить!".

Наши водители никогда не ездили по одной и той же колее дважды. И это было золотым правилом: настоящий разведчик никогда не должен возвращаться по той же дороге, по которой двигался - он обязан поменять маршрут. Это правило нарушил начальник разведроты 101-го полка капитан Красушкин. Поездка с группой на четырех БТРах в разведку на территорию двух кишлаков стала для него роковым путешествием в один конец. Он возвращался тем же путем. А пока группа выполняла задание, моджахеды заложили на дороге мощный фугас. БТР подорвался и Красушкину оторвало ногу. Красивый, статный парень стал инвалидом и долго еще потом лежал в Ташкентском военном госпитале, куда свозили больных и раненых из контингента советских войск в Афганистане. Уже после афганской кампании мы интересовались его судьбой. Надо отдать должное Министерству обороны - его оставили на службе, военным комиссаром в одном из военкоматов.

Рядом с "Карпатами" дислоцировалось спецподразделение МВД СССР "Кобальт". Они занимались организацией работы афганской милиции, уголовного розыска, воинских подразделений по типу наших внутренних войск, мест изоляции преступников и тому подобное. Команда была укомплектована руководителями райотделов УВД.

"Это были прекрасные ребята, опытные профессионалы, хорошие оперативники и руководители, - говорит Александр Иванович. - А с начальником штаба "Кобальта" полковником Козловским, замначальника областного УВД из Свердловска (ныне Екатеринбурга), что на Урале, мы вообще подружились. Обменивались информацией, вместе планировали боевые операции, да и чисто человеческие отношения у нас с ним, что называется, сложились. Мы вместе участвовали в боевых операциях. Вскоре "Кобальт" передислоцировался в Герат. А я под конец командировки попал в госпиталь. И потому позже, из уст знакомых узнал о трагедии. Мне рассказали, что наши милиционеры начали создавать фильтрационные лагеря и для этого ежедневно выезжали на служебных автомобилях. И душманы выследили "Ниву" полковника Козловского и подорвали ее - прямым попаданием из "Бура". Полковник, конечно, погиб. Он много мне рассказывал о своей семье, детях, и мне долго не хотелось верить, что его больше нет, что семья его никогда не увидит".

Таковы были особенности, так сказать, мирной жизни советских офицеров в Афганистане. Но вот спецназ уходил в боевой рейд и тогда начинался настоящий ад.