Советский шеф мексиканского переворота

Этого человека в ЦРУ в свое время называли лучшим оперативником всех времен и народов в Латинской Америке. Он работал в Мексике почти десятилетие. Его карьера в этой стране закончилась тем, что его выдворили за попытку организации государственного переворота. “Агентура” предлагает интервью с Олегом Нечипоренко, полковником КГБ, бывшим заместителем резидента в Мексике по внешней контрразведке.

- Расскажите, когда вы были в Мексике, и в какой политической обстановке проходила Ваша работа?

- В Мексике я работал, что называется, “два срока”. Сначала с 1961 по 1965 год я был сотрудником резидентуры под прикрытием сотрудника консульского отдела посольства. Затем работал в Мексике с 1967 по 1971 год. Участок моей работы - обеспечение безопасности граждан СССР, разведдеятельности нашей резидентуры, и с этой целью проникновение в иностранные  спецслужбы.

Мексика - “подбрюшье” США, и американские спецслужбы очень внимательно наблюдали за нашими посольскими работниками. Много было эпизодов и до меня, и во время моей работы там, и, насколько мне известно, после моего отъезда, когда американцы выбирали эту страну для вербовки наших сограждан. А наша резидентура в Мексике встречалась со своими агентами в США, где контрразведывательный режим был более жестким.   

Итак, 1962 год - карибский кризис. Перед этим - высадка американцев в заливе Свиней в апреле 1962 года. Мексика - единственная транспортная нитка, которая связывала Кубу с миром. Я имею в виду полеты на Кубу и обратно месиканской авиакомпании и аналогичные рейсы кубинской авиакомпании. Все эти полеты были под контролем мексиканских и американских спецслужб. То есть, все люди, которые летали, фиксировались, на них собирались досье. А поскольку наши дипкурьеры могли летать на Кубу только через этот канал, то, естественно, приходилось много работать по обеспечению их безопасности в аэропорту при встречах и проводах. Конечно, у американцев возможности были гораздо лучше. Они жестко контролировали все рейсы. Каждый пассажир, летавший на Кубу и обратно, в аэропорту открыто фотографировался. Это было открытое нарушение прав человека, о защите которых они сами всегда так пекутся.

Самый острый период - осень 1962 года. Когда нам приходилось вопреки всем нормам конспирации проводить в день несколько встреч с агентурой, чтобы получать информацию о развитии событий. Такую информацию постоянно требовала Москва. После кризиса стало полегче, ажиотаж пошел на спад. 

Правда, в этот же период произошел раскол во всемирном коммунистическом движении. В конце 60-х в Латинской Америке появились “параллельные коммунисты”. Мы с ними в контакты не вступали, так как они были в сложных отношениях с официальными компартиями. Они идеологически не принимали друг друга. Левацкие коммунисты, как мы их называли, склонялись скорее к китайской линии. В то время в Мексике появилось представительство китайского агентства “Синьхуа”. Также эти леваки испытывали огромное влияние Кубы. Кстати, тогда и на Кубе возникли сложности. Часть кубинцев также заняли позиции маоизма. Наконец, Геваризм и идеи Боливара, идеи единой левой Латинской Америки. Тогда и закладывались основы всех нынешних левацких латиноамериканских группировок.

- А могли бы Вы рассказать подробнее о ваших отношениях с официальными коммунистами и леваками?

- Что касается Мексики, то там тогда и компартия была на полулегальном положении. А кроме того появились троцкистские и маоистские группы. Мы радикалов называли левацкими группировками. Формировались организации, которые стали использовать экстремистские методы. Это был период первых захватов самолетов и угонов их на Кубу, “свободную землю Америки”. Первые захваты дипломатов, в том числе и американских. Тогда экстремисты требовали, чтобы американцы прекратили борьбу против Кубы. Но это были одиночные акции.

К концу 60-х в Уругвае сформировались “Тумпамарос”, как городская герилья, появились и в других странах Латинской Америки организации, которые потом продолжили свою деятельность вплоть до 80-х годов. Приезжали даже европейцы. Я знаю, что в Латинскую Америку воевать приезжали из Франции, приезжали выходцы из европейских христианско-демократических движений. Появилось понятие “церковь свободы”, когда священники воевали вместе с партизанами. 

Так вот, мы по линии КГБ, но по поручению ЦК КПСС поддерживали контакты только с официальными коммунистами. Но экстремистам прежде всего шла помощь с Кубы, где считали, что Латинская Америка - это их зона влияния. Мы могли лишь материально помогать самим кубинцам. СССР предоставлял кубинцам субсидии на развитие, например, сельского хозяйства. А уж они там, очевидно, по-своему этими деньгами распоряжались. Так что латиноамериканские радикалы -это была епархия Кубы. Позднее венесуэлец Рамирес Санчес (Шакал) создал настоящий террористический интернационал, единую систему левого терроризма - “Руки мировой революции”, кажется так он именовался.

Что касается финансирования компартий, то они опять же сами распоряжались этими деньгами. Когда в начале 90-х архивы ЦК стали доступными, стало известно, что эти деньги шли и на поддержку палестинского движения.

Американцы в свою очередь поддерживали правоэкстремистов. Тому пример - Антибольшевистская лига в Латинской Америке. Пропагандистски каждая сторона эти движения обеспечивала, как могла.

- Вернемся к легальным коммунистам

- В это время у нас были ограничены возможности с точки зрения дипломатии. Так как в Латинской Америке у нас с очень небольшим числом стран были дипломатические отношения. И прежде всего мы делали ставку на дипломатические отношения с Мексикой. Формально были отношения с Гватемалой, но они были заморожены. Дипотношения были с Аргентиной, Уругваем и Бразилией. Но Мексика была страной, которая нашими усилиями обслуживала интересы СССР во всей Центральной Америке. В том числе и через Мексику шли контакты с компартиями стран консульского округа. И сотрудники посольства, дипломаты, они работали не только на Мексику, но и на другие страны. За мной закрепили Никарагуа, Панаму и Сальвадор. Мы выписывали их прессу, обрабатывали, анализировали и пересылали аналитические справки в центр. И по линии инстанций нашего ЦК мы поддерживали контакты со связниками компартий этих стран. Все встречи проходили в Мексике. Мы передавали им деньги на лечение, отдых, другие мероприятия. Передавали авиабилеты. Они приезжали сюда, и здесь с ними работали, они в свою очередь рассказывали о работе в своих странах. Все это было за наш счет. Суммы исчислялись десятками тысяч долларов в год на каждую страну. Я лично передавал связникам деньги.

Разумеется, американцы имели в этих компартиях свою агентуру. Американские агенты попадали даже в члены центральных комитетов этих компартий, как имелись они и в компартии США. Все это подробно, с именами и званиями, расписано в книге бывшего сотрудника ЦРУ Филиппа Эйджа “Дневник сотрудника ЦРУ”. В любом случае, работа с “латиноамериканскими друзьями” доставляла нам в основном головную боль. Наши сотрудники постоянно светились. Даже несмотря на то, что в посольство эти люди, конечно же, не приходили. Встречи с ними происходили по всем законам жанра - с паролями, явками и проверками. Иногда мы получали сообщения из Москвы, что в такой-то период в Мексику прибудет такой-то. И в определенные дни мы появлялись на связи в заранее обговоренных местах. Если не знали друг друга, то существовала система опознавательных признаков. Но чаще всего на встрече оговаривали, когда и где будет следующий раз. И всегда деньги передавались только при личных встречах. Никаких тайников. Впрочем, все это такие азы... 

Конечно, были чрезвычайные происшествия. Например, я работал с агентом “друзей” одной из датиноамериканских стран. А через некоторое время он из компартии вышел. У него появились с коммунистами некоторые разногласия. Он, наверное, больше был бизнесменом, хотя бизнес его считался крышей, которая помогала ему легализовывать деньги. Он сообщил, что выходит из партии и прекращает сотрудничество. Причем поставил своих бывших товарищей в известность, что если к нему попытаются применить какие-нибудь санкции, то в определенном месте есть письмо с полной информацией о нашей деятельности, которое в случае его смерти окажется в крупных газетах страны. Меня поставили в известность, и для моей работы в резидентуре это представляло определенные сложности. Но потом все вроде обошлось.

- И что, никогда никого не арестовывали с этими деньгами, серьезных провалов не было?

- Захватов не было. У нас. Был захват связника, который уже с деньгами вернулся в Боготу, в Колумбию, и был там арестован. Это была заранее подготовленная операция по компрометации местной компартии. Дескать, они связаны с русскими и, как куклы, выполняют все русские требования. Дескать, мы оплачиваем их подрывную деятельность. Но, конечно, опасность существовала всегда. В посольстве России в Мексике тогда четыре человека таким финансовым образом курировали Латинскую Америку. И, я повторю, это для нас была общественная нагрузка, пусть и “почетная”, но вечная головная боль. 

- Расскажите пожалуйста, за что же Вас выслали из Мексики?

- Это был 1971 год. Но сначала вернемся на пару лет назад. Напомню, что в 1968 году был знаменитый “Красный май” в Европе. Волна студенческих беспорядков перекинулась и на Латинскую Америку. В 1968 году крупные студенческие антиамериканские и антиимпериалистические беспорядки были и в Мексике. Кстати, это было как раз перед 19 Олимпийскими играми. И это поставило под угрозу срыва Олимпийские игры. И когда решался вопрос о том, начинать ли игры, как раз наши представители в МОК настояли на том, чтобы игры состоялись.

Так вот, на фоне общей студенческой активности начались активные обмены студентами. По линии союза культурных связей с зарубежными странами. В посольствах были представители - атташе по культуре. Появился институт советско-мексиканской дружбы в Мехико. И по этой линии шел отбор студентов в университет дружбы народов им. Патриса Лумумбы. Естественно, студенты в Россию посылались определенной идеологии, отбирались они с помощью местных коммунистов. А вся документация проходила через консульский отдел посольства, где визы этим студентам выдавали наши сотрудники. 

И вдруг, в марте 1971 года мексиканские газеты выходят с огромными заголовками, что полиция напала на след террористов, что вскрыт заговор, что арестована организация, которая собирается устраивать террористические акты, захватывать власть в стране. Что захвачен огромный арсенал оружия. Что люди эти в свое время учились в СССР и там прошли спецподготовку. Я в тот день был не в Мехико, ездил на встречу в другой город. И там про все это узнал. Посмотрел газеты. И говрю  моему коллеге, что запахло жареным. Что все это для нас, комитетчиков в посольстве, плохо кончится. Я этих людей лично не знал, просто не помнил. Я ведь сотням людей документы подписывал. Вернулся в Мехико, и мы приняли меры безопасности. Обычно после таких публикаций бывали митинги рядом с посольством. 

А через три-четыре дня все и случилось. Посла тогда в Мехико не было. Он был в Москве. Поэтому в мексиканский МИД вызвали поверенного в делах и передали ему ноту. Из страны высылали пятерых, включая его самого. Как раз сам поверенный был чистый. В том плане, что он был исключительно дипломатом. Ну а остальные четверо работали в КГБ. Выслали резидента, меня, его заместителя, и двух других работников резидентуры.

Причем, к выдворению приложила руку резидентура ЦРУ в Мексике. Более того. С человеком, который лично готовил бумаги на мое выдворение, меня в будущем судьба еще столкнула. В 1993 году я летал в США на презентацию своей книги о Ли Харви Освальде (я с Освальдом познакомился за два месяца до того, как убили президента Кеннеди). Так вот, до отъезда из Майами он мне позвонил и предложил встретиться. Он был уже на пенсии, да и я не работал. Он позвонил мне и сказал, что “может быть, вы меня и не знаете, но я готовил бумги на выдворение вас из Мексики”. И предложил встретиться в Штатах. Звали его Джозеф Смит-маленький. Я сказал ему, что прекрасно его знаю заочно. Он тоже написал книгу про Освальда, и по этой книге я его и знал. Причем, я в своей книге его даже упоминал. Мы встретились в Вашингтоне, очень мило посидели, поговорили. Мы даже хотели совместную книгу написать. О нашей работе в Мексике. То есть, представьте себе, одни и те же дела. Только он их описывает со своей колокольни, а я со своей. Мы даже подготовили проект в “Нью-Йорк таймс мэгэзин”. К сожалению, сейчас он уже умер. Нашим планам так и не суждено было осуществиться. А ведь продукт получился бы интереснейший. А до этого мы переписывались. Через него на меня вышел еще один очень интересный человек, сын одного из заместителей директора ФБР, который занимался расследованием убийства Кеннеди. Но это - так, лирическое отступление. 

А история с выдворением описана также в книге Джона Беррона. Там этой истории посвящена целая глава. Мне было очень приятно, что они меня называли лучшим оперативником КГБ в Латинской Америки. Писали даже, что я внебрачный сын какого-то испанца, так как у меня безукоризненное произношение и вполне латиноамериканская внешность. 

- Вы говорили, что из пяти высланных один был чистый. Что, американцы этого не знали?

- Что вы! Там тогда все все про всех знали. Все легальные прикрытия в американской разведке называли прозрачными прикрытиями. То есть закономерность поведения и ежедневный рабочий график выявляли, кто резидент, кто помощник, кто важную роль играет, а кто - не очень. И мы про них знали то же самое по той же схеме. Полгода, даже меньше - и становилось ясно, кто какой пост в шпионской иерархии занимает. Это банальная математика. Мы все общались, все всех знали. Однажды дошли до такой наглости, что устроили  волейбольный матч “резидентура на резидентуру”. На самом деле, конечно, ничего наглого. Просто наглости нам бы не позволили. Амплитуда контактов то взлетала, то падала. Приходили новые начальники в ЦРУ и КГБ и приказывали срочно налаживать личные контакты. А ведь стоит учесть, что в Латинской Америке было все не так, как в Европе. Местное население нас выделяло. Мы для них были чужими, а значит нас с американцами это где-то как-то сближало. Бывало так, что намерение подружиться возникало в связи со сменой руководства только у американцев, или наоборот только у нас. А бывало, эти желания совпадали. И начинался тесный контакт. Они приглашали куда-то сходить, мф их приглашали. Я знал, зачем они приглашали. Они знали, что я знаю, зачем они приглашали. И ничего, общались. И однажды, когда вот так вот желание дружить совпало, решили сыграть резидентурами в волейбол. Наша команда - разведчики. И их тоже. С семьями поехали в местный спортивный клуб. Мы играли. Кто-то в шахматы играл, дети играли. Жены готовили закуску. В общем, идеальная вечеринка. Это не значило, что вечером мы не побежим на встречу с агентурой и снова не раздружимся. 

Итак, выслали нас. Вручили ноту, и за 72 часа мы должны были отбыть. Мы четверо вылетели раньше, не ждали крайнего срока. А поверенный, чтобы показать, что он чистый, что к нам отношения не имеет, вылетел позже. Дела там мы не заканчивали, не до этого было. На случай восстановления связи всегда остаются железные условия, всегда есть кто-то другой. Если не выходит во время связник, агент приходит через неделю, потом через 10 дней. Это очевидно.  Вернулись мы в Москву 22 марта. Как раз недавно у меня было 30-летие когда я получил пожизненное звание “Персона нон  грата”.

- И чем вы занимались дальше?

- Дальше я, поскольку уже был расшифрован, в длительные командировки в кап. страны и страны НАТО не ездил. Туда путь был заказан. У них была система оповещения и система закрытия въезда для подобного родалюдей. Но ездил много. Даже расширился диапазон. Иногда ездил по другим документам и с другими данными. И даже приходилось внешность менять.

Ездил много по контакту с нашими друзьями из соц. стран. На Кубу - помогал кубинцам в организции их спецслужб, в работе против США. Был во Вьетнаме. Кстати, Олег Калугин меня в 1992 году ославил, сказав, что я лично допрашивал военнопленных американских пилотов. Это была ложь. Причем, он был причастен к моей командировке и знал, что этим я заниматься не мог. Я если и допрашивал кого, то только одного плененного сотрудника ЦРУ. Которого взяли во Вьетнаме. А второй раз летал, когда работал с материалами дел вьетнамцев по пилотам, но лично с ними не общался.

И уже в 80-е годы я работал в Никарагуа, тоже помогал организовывать местную контрразведку. Это было еще до Норьеги - в 1984-1985 годах. Забавно, что сейчас там мои ученки работают на самых разных постах - от оперуполномоченного до руководителя спецслужб. Вроде бы некоторые мои бывшие соратники после изменения политической ситуации в Никарагуа сохранили свою работу.

- Насколько сейчас нам интересна Латинская Америка?

- Разумеется, после того, как я уехал из Мексики, я все равно следил за ситуацией в этом регионе. Сейчас будущее наших спецслужб в Латинской Америке предсказывать сложно. Все же это был и остается американский “огород”.