Реклама на сайте

Наши партнеры:

Ежедневный журнал Портал Credo.Ru Сайт Сергея Григорьянца

Agentura.Ru - Спецслужбы под контролем

© Agentura.Ru, 2000-2013 гг. Пишите нам  Пишите нам

Пасько, Моисеев, Сутягин... кто следующий?

Зоя Светова / "Новые Известия" 2001/

"Шпиономания "— такое психологическое состояние властей, когда они не хотят признавать свои ошибки и просчеты. Все неудачи они оправдывают действиями противостоящих внешних сил, на которые и возлагают ответственность за свои поражения и просчеты. Главным врагом в такой ситуации выступают спецслужбы. Своими спецоперациями они пытаются не столько решить проблему, сколько показать властям свою нужность, эффективность, профнепригодность.". Это цитата из доклада Анатолия Яблокова, прочитанного им в ноябре 2000 года на YIII конференции  в Москве "КГБ: вчера, сегодня, завтра." Яблоков - защитник Валентина Моисеева, одного из жертв новой "шпиономании". 

Российский дипломат, заместитель директора 1-го департамента Азии Мида РФ  Валентин Моисеев  был арестован 3 июля 1998 года и обвинен по статье 275 УК  ("измена родине, шпионаж в пользу иностранного государства". Из всех российских граждан, объявленных "изменниками родины" за последние годы : Никитин, Пасько, Сутягин, Валентин Моисеев провел в заключении больше других: три с половиной года. Он в четвертой раз встретит Новый год в стенах Лефортовской тюрьмы.

Обвиненный органами ФСБ в сотрудничестве с южнокорейской разведкой, дипломат был осужден Мосгорсудом  в декабре 1999 года на 12 лет лишения свободы. Через полгода этот приговор был отменен Верховным Судом и дело отправлено на новое рассмотрение. 14 августа 2001 года  состоялось последнее заседание Мосгорсуда, на котором Моисеева приговорили к четырем  с половиной лет лишения свободы.

Судья нарушает закон о гостайне

Этот приговор на две третьих воспроизводит текст первого приговора Мосгорсуда. Но на этот раз суд позволил себе разгласить сведения о документах, которые следствие и суд признали государственной тайной. В прежнем приговоре они были обозначены только условными наименованиями. Жена Моисеева Наталья Денисова обратилась с письмом к генеральному прокурору Устинову с просьбой провести проверку действий судьи Комапровой. Оглашая приговор,  та нарушила  статью 5 закона "О государственной тайне".

В соответствии с ней, в перечень сведений, составляющих гостайну входят и данные "о лицах, сотрудничающих на конфиденциальной основе с органами,  осуществляющими разведывательную, контрразведывательную и оперативно-розыскную деятельность."  Желая скомпрометировать Моисеева в глазах общественности, и в частности, вступивших на его защиту правозащитников, Комарова заявила в суде что Моисеев "являлся агентом КГБ". Поскольку оглашение приговора  происходило в открытом судебном заседании в присутствии прессы, в соответствии с законом, судья должна понести уголовное ответственность. Но, позволив себе подобный проступок, Комарова, вероятно, была уверена в своей безнаказанности, также, как уверены в ней и те работники ФСБ, которые "шили" и "кроили" дело российского дипломата.

Адвокат Анатолий Яблоков сравнивает стиль деятельности спецслужб  в деле Моисеева  с их работой в так называемом Катынском деле: "Вспоминая эпизоды этого дела в ходе судебного процесса над моим подзащитным я понял, что  нынешние оперативные сотрудники ФСБ учатся ремеслу по тем же учебникам, что и их предшественники из НКВД."  По мнению Яблокова в деле российского дипломата, речь идет о подлогах, запугивании свидетелей и подсудимого.

Как "сшить" "шпионское" дело.

Как оказалось из дела Моисеева, это не очень сложно. Во-первых, для того, чтобы признать любого добропорядочного человека шпионом, в его деле должны присутствовать какие-либо доказательства его вербовки. В случае российского дипломата  следствие использовало ксерокопию проекта приказа южнокорейской спецслужбы АПНБ на 1997 год с надписями на русском и корейском языке. Защита, естественно, поставила под сомнение подлинность этого документа. Для того, чтобы подкрепить позиции следствия, сотрудник ФСБ М. принес в суд блокнот, якобы принадлежащий южнокорейскому дипломату Чо Сон У, которого ФСБ, считает представителем южнокорейской разведки. Эксперт ФСБ подтвердил идентичность почерка в блокноте и на проекте приказа.

Во-вторых, у каждого настоящего шпиона должно быть "шпионское задание". Нашли его и для Моисеева. Судья Комарова перечислили в приговоре 20 документов, которые в разные годы публиковались в открытых изданиях и сборниках. Высокопоставленные сотрудники департамента МИД стран Азии, отвечая на запросы следствия о данных документах указали, что они не являются секретными. В то же время, как видно из документов , полученных в МИДе, Моисеев действительно имел доступ к секретным и представляющим интерес для спецслужб документам. Так что, если бы он захотел, ему было  что передать иностранной разведке. Но, как установили следствие и суд, Моисеев никогда никому не передавал  реальных секретов.

Более того, сам Моисеев заявил, что документ на корейском языке с перечнем российско-северокорейских договоров и соглашений, (так называемое "шпионское " задание) ему на самом деле дала для работы  некая Мария Евгеньевна ( в приговоре она обозначена , как свидетель М.Е.) Эта женщина призналась в суде, что следователь предупредил ее о том, что на этом документе обнаружены ее отпечатки пальцев. Вероятно , поэтому на следствии и на первых судебных заседаниях она утверждала, что доклад Моисеева "Политика России на Корейском полуострове", являющийся вещественным доказательством его вины , носит информационный, а не научный характер. Именно этого от нее и хотело следствие, поскольку с  этим-то докладом на выходе из квартиры Моисеева и был задержан  корейский дипломат Чо Сон У.

В-третьих, иностранный гражданин— непременный атрибут "шпионского" дела. Как правило, он к уголовной ответственности не привлекается.

Во время  задержания Чо Сон У  были грубо нарушены законодательство и права иностранного гражданина. Дипломат был отведен в приемную ФСБ. Там он сразу предъявил свою дипкарту. Но никто  из допрашивающих его сотрудников ФСБ не удосужился вызвать представителя МИДа и сообщить о его задержании в посольство Южной Кореи. Дипломата обыскали без санкции прокурора, без составления протокола. Суд признал все эти незаконные действия законными.  Опубликованный ранее в печати  доклад Моисеева, и  его фотографии с северокорейскими коллегами, найденные у корейца, признаны вещественными доказательствами вины Моисеева.

Крове "факта" вербовки, "шпионского задания" у настоящего шпиона должны быть обнаружены и деньги, заплаченные разведкой за его деятельность. Их нашли на квартире Моисееева. По словам его жены, в тумбочке лежали семейные сбережения —4600 долларов. Оперативники,  проводившие обыск, положили их в конверт и приложили к протоколу. В обвинительном заключении и в  приговоре те же деньги уже фигурируют как вознаграждение Моисееву за шпионскую деятельность. Говорится о том,  что они были найдены в семи конвертах с выходными данными посольства Южной Кореи. Суд не обратил внимания , что в протоколе обыска, отсутствует всяческое упоминание об этих семи конвертах.

Признательные показания-"царица доказательств"

Внимательно изучив приговор по делу Моисеева, обращаешь внимание на его, мягко говоря, "нелогичность". Суд утверждает,  что Моисеев не признает себя виновным. Но буквально через две страницы, ссылается на его признательные показания, как на доказательства его вины: "на неоднократных допросах Моисеев подтвердил, что нарушал взятое на себя обязательство о неразглашении сведения, составляющих государственную и служебную тайну...." Где правда? Суд позволяет себе использовать недопустимые доказательства.

В данном случае речь идет о первоначальных показаниях, отвергнутые защитой и подсудимым. Их Моисеев дал сразу же  после задержания. Тогда его вынудили подписать составленные следователем протоколы допросов. На тот момент у российского дипломата не было адвоката. В качестве защитника следствие привлекло некоего адвоката К., хорошего знакомого одного из сотрудников ФСБ. Именно он уговорил Молисеева подписать составленные от его имени показания. Как только у него появился адвокат по соглашению, он отказался от этих признательных показаний, объяснив, что дал их под влиянием угроз. Следователи применили стандартный прием запугивания. Они пообещали Моисееву, что, если тот будет очень упорствовать, то "его сын и дочь окажутся в  соседней камере".

Время "шпиономании"

Почему же суд позволяет себе использовать в качестве доказательств те показания, от которых Моисеев отказался? И вообще, где писался приговор Мосгорсуда? В каких кабинетах? Очевидно, что озвучивая подобный приговор, судья должна была чувствовать за собой поддержку мощного ведомства.

Говорят, что в архивах ГВП хранится уголовное дело в отношении полковника Н. погранвойск РФ. Оно сильно напоминает дело Моисеева. Там тоже речь идет о дружбе с южнокорейским дипломатом, о б их встречах в ресторанах и дома. ФСБ делает тот же вывод, что южнокорейская разведка поддерживает свои связи с агентами без конспирации отношений, открыто, с передачей секретных сведений при личных встречах. В начале 90-х годов попытки ФСБ создать громкое шпионское дело полковника Н. не увенчались успехом. Традиции ГВП не позволили привлечь невиновного к уголовной ответственности за неформальную дружбу с иностранцем. Дело было прекращено в 1994 году за отсутствием состава преступления.

Сегодня ситуация совершенно иная. После "людоедского" приговора, вынесенного Тихоокеанским флотским судом в отношении Пасько, дискуссию о наличии в России независимого суда можно считать закрытой.

9 января 2002 года дело Моисеева во второй раз будет рассматриваться в кассационном порядке Верховным Судом. Отменит ли он новый приговор, в который "перекочевали" недопустимые доказательства из первого приговора, уже один раз поставленные этим судом под сомнение? Судьям не позавидуешь, ведь, оставив решение Мосгорсуда по делу Моисеева в силе, они невольно распишутся в собственном непрофессионализме и поставят под сомнение независимость  этой высшей судебной инстанции  России. В связи с этим будет нелишним еще раз напомнить о том, что дело российского дипломата зарегистрировано в Евросуде и может быть рассмотрено уже в первой половине будущего года.