Духи для наружки

(Сюжет для ненаписанного детектива)

Сергей Кононов, "Речь" (Череповец), осень 1997

• Еще не поздно отказаться, Володя. Вас поймут, - не глядя в глаза, мямлит полковник.

Владимир молча сует руку в широкую костлявую ладонь нового шефа и шагает в распахнутую дверь.  Обратной дороги нет. Замок щелкает. Тихий голос не молодой невзрачной женщины в белом халате предлагает раздеться и пройти в процедурную.

Обычная процедурная: медицинские шкафчики, кафель, стол со шприцами и ампулами. Нет только истории болезни, направлений и рецептов. И еще никак тебя не называют. Ни имени, ни фамилии, ни дурацкого обращения "больной".

Короткие реплики двух мужчин, лиц которых не видно под марлевыми повязками.

• Пульс- 80 , давление 135/90.
• Вводим глюкозу.
• Ладненько. Теперь препарат.

Из сейфа рука в перчатке извлекает длинную тонкую колбу из слегка желтого стекла с притертой пробкой. В колбе ампула без надписей. Шприц наполняется бесцветной жидкостью.

• Жгут. Спокойно. Не нервничайте.

Капля крови в баллончике шприца, легкое нажатие. Пять кубиков "препарата" в вене... - Контейнер.

Перчатки, шприц, колба и ампула глухо падают в пластиковый контейнер с завинчивающейся пробкой.

• Ложитесь на кушетку. Капельница и снотворное. Удачи, приятель.

Последнее слово явно для ободрения. И на том спасибо. Владимир знает, что как только он заснет, невзрачная женщина забинтует ему лицо бинтом со следами крови, двое мужчин переложат безвольное тело на носилки, и "УАЗик" с военными номерами и красным крестом отвезет человека без имени в лазарет полка МВД, охраняющего что-то сугубо секретное в ближнем Подмосковье.

Контейнер с "препаратом" сожгут в газовой печи крематория. Впереди сутки безмятежного сна...

***

Еще в Ужгородском университете, где Володя грыз филологический гранит, он получил за глаза кликуху Бомж.

Действительно, с его изможденным лицом, потухшими глазами неопределенного цвета, сутулостью и неуверенной походкой невозможно было представить, что он один из лучших студентов и великий знаток французской литературы девятнадцатого века. При отменном здоровье все считали его глубоко больным человеком, одно время среди сокурсников похаживали слухи, что у него рак.

В веселые студенческие годы, нимало не заботясь внешним видом, Владимир даже извлекал пользу из своего "бомжачьего" образа. Натирался угольной пылью и устраивался просить милостыню близ мест, нежно любимых иностранцами. За день сидения под негласной охраной студентов-каратистов, набегало столько, что весь этаж общежития филфака гулял за его счет с неделю.

В трудный годы "борьбы с алкоголем" хорошо было мистифицировать швейцаров ресторанчиков и баров, разыгрывая прыщеватого француза в рваных джинсах "LEE" и фирменной майке, благо добра этого в приграничном городе навалом, а язык Дюма открывал тогда любые двери.

Когда наступило время покидать "альма-матер"- эпоха обязательных распределений минула, аспирантура в будущей самостийной неньке Украине не светила. Подался в Москву к двоюродному брату.

Кому к черту нужен в столице переводчик с такой внешностью? Потолкался. Попробовал понищенствовать. Да не тут-то было. Москва слезам не верит. Раза три был бит конкурентами. Помыкался и подался в милицию. Рядовым. Лимита - лимитой.

Работал в райотделе на Ждановской. Форма сидела как на чучеле. Сыторожие молодежные вожаки из Высшей комсомольской школы с иронией поглядывали на неуклюжего мента, иногда совершающего обход вдоль ограды школы комсомольской элиты.

Как-то хорошо подогретая компания, принимавшая французскую молодежную делегацию, отпустила остроту, сравнив Володю с парижским бродягой. Взыграло ретивое. Наплевав на милицейскую форму, врезал на "франсе", все что думает. Причем французское "мерд" - говно, было самым мягким из всего, что он знал во французской ненормативной лексике.

Начальство на жалобу комсомольских божков отреагировало на удивление индеферентно: "Дерьмо и в Париже дерьмо". На митингах, мол, кроют партию и комсомол и не такими словами. Перебьются. Год-то уже был 90-й.

Слухи о милиционере, похожем на бомжа и болтающем на французском как на родном, тем не менее, по милицейским рядам прошелестели.

История имела продолжение в кабинете замнача райотдела, где без обиняков незнакомый подполковник предложил перейти в другое подразделение сразу прямо в ГУВД.

Так Володя попал в легендарную "Семерку" - контору сугубо секретную и таинственную...

• Откройте глаз, откройте, - чей-то мягкий голос выводит Владимира из сладкого плена сна.

Память включается постепенно. Процедурная, укол... Стоп. Должен быть лазарет. Точно. Белые стены с нацарапанной у койки надписью "ДМБ-95".

Немолодой врач, в халате поверх майорской формы показывает еду на столике и на немой вопрос кивает на дверь, ведущую в относительно чистый туалет. Разговаривать им не полагается.

• Спите, у вас еще сутки в запасе, - сказал майор и вышел.

Владимир проваливается в сон. О том, что "семерка" существует, догадываются или слышали почти все - слежка или наружное наблюдение знакомо по детективам. "Топтуны" известны еще по воспоминаниям революционеров.

Пять лет пешей "наружки", слежки на машинах, обеспечение негласного проникновения, обеспечение технических мероприятий. Ножками, ножками... Вся столица твоя.

Чаще всего приходилось исполнять роль забулдыги, пьющего дешевый портвейн в московских двориках в компании таких же алкашей. Несколько раз поработал по филологическому профилю - отслеживали торговцев крадеными иконами на Арбате и в Битце. Снова прыщеватый француз-эстет, закатывающий глаза при виде русской старины. Но это редко. В основном вонь, грязь помоек, вонючие котельные и бойлерные, кишащие по ночам крысами. Одним словом, шатается по Москве безработный филолог, без кола и двора - столичный ханыга, грязный, затраханный жизнью, опустившийся недочеловек.

После каждой такой операции казалось Владимиру, что запах городских нечистот напрочь въелся в его кожу. С этих пор появилась навязчивая привычка париться два раза в неделю в бане, где с наслаждением сдирал с себя запахи, чуть ли не вместе с кожей. Сослуживцы ехидно подсмеивались над чистюлей.

Это была черновая работа "семерочника". Высший пилотаж - для других. Доходили легенды об асах милицейской разведки - внедрялись ребята в преступные группы под разными личинами. Два офицера пропало - и следа не нашли. Были люди, и нет их. Служба такая.

К новому заданию руководство готовило Володю месяц. Речь шла о крупной партии оружия, переброшенной из Приднестровья - предположительно на военном самолете в один из промышленных городов на северо-западе. Информация глухая: четыреста Макаровых и десяток гранатометов. Известно было, что четвертую часть будут переправлять на восток. И еще приметы покупателя и кличка "Молдаванин", а городской рынок - место его возможного появления.

Легенда по образу исполнителя. Опустившийся интеллигент, бродяга, бомж Володя. Много таковых на Руси.

Кажется просто, но начальство придает делу большое значение. Срыва не должно быть. Стволов много. Взять с поличным важно. Дальше раскрутится вся цепочка. И Родине польза и дырочку для ордена готовить можно.

Тогда впервые и было произнесено слово: "препарат". Изобретение новейшее для конторы. Раньше применяли подобное только где-то за бугром при головокружительных разведоперациях в КГБ и ГРУ.

Суть идеи в том, что бомж и должен пахнуть соответственно - гнусными нечистотами и помойками. Вот для этого препарат и вводят человеку в кровь. Одорант, одним словом. Запах получается соответственным. Да еще в кожу втирается другая жидкость, придающая ей цвет постоянного жителя городских свалок и подземных теплотрасс.

По завершению "командировки" эскулапы в мундирах введут другой "препарат" и за пару недель запах должен исчезнуть.

• Добрый вечер, ужин, и, в путь, - тот же майор легко трогает Владимира за плечо. Ноздри врача непроизвольно подергиваются. Все правильно. Запашок почувствовал.

На носилках двое санитаров выносят больного с забинтованной головой в санитарный фургон с матовыми окнами. "Уазик", тихо урча мотором, выкатывается за ворота военного городка.

Внедрение на рынок городка прошло без проблем. Всегда на рынках отираются подобные типы. В обычные грузчики пробиться практически невозможно, а наподхват таскать прогнившие вонючие цитрусовые и бананы бомж-филолог - это самое то.

Две недели ничего интересного. Ящики, мусор, грязь, вонь. Пока тепло, ночевки в полу разобранных домах "исторического" центра. С утра базарная ругань, крики, шум, мат с кавказским акцентом. По улицам особо не походишь - прохожие шарахаются и от вида и от запаха. Тоска.

"Молдаванин" появляется утром в  очередной вторник. Портрет описан классно, Владимир узнал его сразу. Сказываются годы изнурительных тренировок на опознание по словесному портрету. Это он. Точно.

Походит к старшему грузчиков и тот через пару минут машет Володьке-филологу рукой. Есть шабашка. Полтинник на рыло. Вот хозяин. Что грузить? Ящики с гвоздями. Тут рядом, из подвала.

Мудро придумано. Стволы переложены в гвозди. Грузчики бомжи. Исчезнут завтра. Никто искать не станет.

Но сегодня убирать не будут. Нужно, что бы машина ушла далеко. Точно. "Молдаванин" говорит, что через день снова шабашка, если справитесь.

Владимир подает предварительный сигнал "Внимание" - сдергивает с головы засаленную кепку и натягивает спортивную черную шапочку прожженую и изъеденную молью.

Вот и дом с подвалом. Машина с тентом. Трое, как и он ханыг. Пошла, поехала погрузка. Трое носят, один в кузове. Заказчик не дергает, не нервирует. Крепкий, уверенный мужичок. Перекур, так перекур. Отлить? Да, бога ради.

Поменялись местами. Владимир в кузов. Движением руки  нижняя часть левого каблука отделяется, как на тренировке. "Радиомаяк" заработал. Прижать его к борту ящиком. Все. Дело сделано.

Ноги дрожат от усталости. Пять десятитысячных в карман. И на рынок. Сейчас убивать не будут. И вообще уже не убьют никого. Максимум через час, когда местные сыщики отследят маршрут, выявят машины сопровождение и прикрытия, на каком-нибудь посту ГАИ из обшарпанного колхозного автобуса выскочат СОБРовцы в масках с АКСу, и в 15 секунд операция закончится.

Через два часа Володя подходит к воротам рынка. Маячок об окончании - крестик помадой есть. Все. Сто шагов в соседние дворы. "Урал" кого-то "Сельстроя" с оранжевой вахтовой будкой на месте. Не оглядываясь, Володя залезает в салон. Кофе в термосе. Бутерброды. Чистая одежда. Мягкая койка. Теперь спать до Москвы.

 

***

И награда и премии не минули моего героя. Запах исчез через месяц. Исчез для окружающих, но не для Владимира. Желание отмыть его заставило мыться в бане каждый день. После тридцатой парилки Володя оказался в отделении неврозов, а потом? Потом психиатрия, где он кричал: "Воняет, воняет" и по-французски: "Мерд, мерд!"

Сейчас Владимир, в отставке по болезни. Перебивается заработками, переводя в магазинах аннотации и этикетки на товар из Франции. Цифру 7 терпеть не может. 

Примечание редакции: это версия была уже опубликована в одной из газет Вологодской области, и до сегодняшнего дня остается лишь версией о применении спецпрепаратов при наружном наблюдении. Если у читателей есть что добавить по этой теме, пишите автору.