“ После моей смерти пишите обо мне все, что знаете и что
хотите ” (И.
Григулевич-Лаврецкий, 1913-1988)
Что хотим - писать не будем. Постараемся написать только то,
что знаем. Просто потому, что пророк Иосиф Григулевич прекрасно осознал,
сколько глупостей будет написано о нем после его смерти.
А глупостей было предостаточно. Он был известен, как
блестящий ученый, поэтому многие его коллеги по научному цеху очень любили
ставить ему в вину, что до того он был разведчиком. Говорили, что его
стремительная научная карьера объяснялась только тем, что его двигали друузья
по КГБ. Дескать, захотел бывший разведчик стать ученым, и ему помогли товарищи.
Большей глупости придумать невозможно - специалист по Латинской Америке, он
стал специалистом не только по причине связи с КГБ (которая ему, конечно,
помогла) и не только по причине наличия научного склада ума. Он владел
множеством иностранных языков и мог себе позволить с легкостью обращаться к
самым разным источникам. Конечно, многие его коллеги, в том числе и
действительно хорошие ученые, а не карьеристы, “севшие” на модную в то время
“латиноамериканскую тему”, знали языки. Два или три. Но Григулевич мог свободно
говорить на испанском, французском, английском, итальянском, португальском,
польском, литовском и нескольких других. Согласитесь, ему было проще. А
учитывая, что по роду своей прошлой деятельности он “облазил” полмира, ему и,
как говорится, карты в руки. Поэтому даже маститые ученые заячастую
воспринимали “чужака”, как карьериста, компилятора, как гэбэшника, которому
были доступны те источники, которые простым ученым не достались бы никогда.
А еще его называли “международным террористом”, который по
заданию Комитета и предшествующих КГБ организаций занимался выполнением особых
заданий. И еще называли циником, который был на вершине социальной лестницы, и
при этом насмехался над тем политическим стрем, которому служил. Насмехался в
открытую, не боясь никого и ничего.
Посему “Агентура” представит лишь то, чему доверяет на все
сто. Некоторые фрагменты его биографии, причины, по которым он безумно увлекся
Латинской Америкой (это, впрочем, тоже связано с его биографией), факты,
говорящие лишь о противоречивости его натуры, а вовсе не о цинизме и ученой
безграмотности. А вот про его книги мы тоже писать не будем. Их надо читать.
Они - без комментариев.
Юозас Григулявичус родился 5 мая 1913 года в
Вильно. Уже позже, когда он работал на “органы”, в графе “национальность” он
чего только не писал. То литовец, то мексиканец, то вообще “караим-еврей”.
Григулевич был великим мистификатором. Может быть, потому столько мифов о нем и
возникло. Малознакомым людям он любил рассказывать, что принадлежит к одной из
самых малочисленных народностей СССР. К 3 тысячам людей, живущим в Крыму и в
Литве, к потомкам древнего крымского племени. Это в нем играл любимый им
магический реализм, свойственный культуре Латинской Америки второй половины 20
века.
Его официальная биография была довольно полно отражена в его
некрологе. Сообщалось, что он родился в Вильнюсе в семье служащего, учился в
Паневежской, потом в Вильнюсской гимназиях. Еще гимназистом он увлекся
революцией, стал подпольщиком, попался, сел в тюрьму, а когда освободился,
эмигрировал из литвы. Жил в Праиже, где работал с Коминтерном, потом уехал
воевать в Испанию. В 1953 году он вернулся в СССР, вступил в КПСС, занялся
наукой и литературой. Кандидатскую защитил на тему “Ватикан: религия, финансы,
политика”. Через некоторое время защитил докотрскую с монографией “Культурная
революция на Кубе”. Член-корр АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР,
орденоносец, почетный член Ассоциации писателей Колумбии, член-корр Института
мирандистских исследований в Каракасе, вице-президент общества
советско-кубинской дружбы, член Советского комитета защиты мира и комитета
солидарности со странами Азии и Африки. Руководитель сектора зарубежной
этнографии института этнографии АН СССР им. Миклухо-Маклая.
В жизни все было проще. И сложнее. В конце 20-х
он жил с мамой в Литве. И не сказать, чтобы он тогда подпольной работой
занимался. Просто жить было особо не на что. Поэтому он и мать очень хотели
перебраться в Аргентину, куда еще в 1924 году на заработки уехал их отец и
муж.Они уже собрались уезжать, и даже скопили денег, но тут человек, которому
они оплатили билеты, скрылся вместе с их деньгами и деньгами таких же желающих
уехать. С мечтой об Аргентине пришлось расстаться. Тогда мать решила переехать
в Вильнюс. Правда, тогда же случилась неприятность. Или это была судьба.
В 1931 году его, гимназиста, арестовали. Вместе с целой
группой таких же как он учащихся. Тогда в Литве был голод, и озорные и
взбешенные подростки распихали в раздевалке гимназии революционные листовки, а
директор гимназии в буржуазной Литве немедленно подсуетился ипревратил всю эту
историю в их в процесс о подпольщиках. Причем подростки гордились тем, что на
них навесили эти ярлыки. Что лишь подливало масла в огонь. Тюрьма, допросы,
полтора года процесс и в результате два года условно. В 1933 году Иосиф узнал о
смерти матери, будучи в тюрьме. Умерла она, грубо говоря, от волнения за сына.
Это, и то, что когда он освободился, комсомольцы Литвы взяли над ним шефство, и
привело к тому, что Григулевич, наконец, стал революционером. В 1933 году ему
было предложено оставить Литву и запрещено появляться в Польше. По рекомендации
товарищей он уехал в Париж. Там он поступил в Высшую школу социальных наук,
работал в журнале, вступал на митингах. Боролся с фашизмом. В августе 1934 года
он впервые попал в Аргентину. По подпольной работе. Наконец, встретился с
отцом. И влюбился в эту страну.
Он не только занимался там революционной работой. Он учил
языки (а способности к языкам у него были потрясающие), общался с общинами
этнических меньшинств, бродил по портам и деревням, знакомясь с местынми
жителями, занимался спортом, даже ходил в спортивный клуб.
А еще он очень интересовался историей и культурой Латинской
Америки. И тогда же стал ярым противником троцкизма. Неудивительно, что именно
этот молодой человек, искренний противник троцкизма, впоследствии стал одним из
тех, кто пытался в первый раз убрать Троцкого.
Но до этого он воевал в Испании. Он еще в Аргентине следил
за тем, что происходит в этой стране. Работал в Комитете помощи республиканцам.
Он неоднократно просил партию отправить его на войну в Испанию, на передовую.
Ему отказывали, так как считали, что он был нужен в Аргентине. И отпустили в
Европу лишь тогда, когда жизнь в Аргентине стала для него опасна. Григулевич
сам организовал себе визу. Он просто явился в испанское посольство, побеседовал
один на один с послом, писателем-католиком, известным своими антифашистскими
взглядами, и лично от него получил визу.
После Испании он и еще некоторые бойцы-интернационалисты и
сформировали группу по устранению ненавистного Троцкого. Возглавлял эту группу
знаменитый мексиканский художник и коммунист Давид Сикейрос. В 1940 году мае
эта группа из 26 пробралась к вилле Троцкого и разоружила его охрану. Как это
было - до сих пор непонятно. По одной версии (генерала Судоплатова), Григулевич
просто постучал в ворота, и охранник им открыл. И это была его ошибка. Правда,
сын Судоплатова Андрей Судоплатов утверждает, что до этого Григулевичу удалось
подружиться с этим охранником, и тот открыл на условный сигнал.
В любом случае, покушение провалилось. Захватчики просто
обстреляли в течение получаса все окна виллы, но Троцкий и его семья спрятались
под кроватями, и ни одна пуля их не задела. А ликвидаторы не проверили
результаты своей миссии. Сикейрос потом говорил, что не преполагал, что Троцкий
такой трус и будет прятаться под кроватью. Правда, на суде Сикейрос утверждал,
что хотел лишь попугать Троцкого, так как тот крутил роман с женой его друга. И
осужден был и выслан из страны не за террор, а бытовое преступление. Впрочем,
известно, что именно личные мотивы были прикрытием этого покушения. А само
покушение было все же покушением. Хоть и осуществляли его шахтеры, крестьяне и
интелигенция в лице Сикейроса.
Это - из известного. Дальше многое до сих пор малоизучено.
Просто потому, что после Испании для Григулевича началась совсем другая жизнь,
жизнь настоящего разведчика. Известно, что он был участником эпизода с
Фердинандо де Куэсто, известным фашистом, оказавшимся в руках советской
разведки. Григулевич работал с ним в качестве переводчика. Де Куэсто обменяли
потом на группу республиканцев, попавших в плен к франкистам. Известно, что
позднее он фигурировал в планах устранения Иосипа Броз Тито.
В 70-е он приобрел известность прежде всего как ученый.
Причем, как специалист в самых неожиданных вопросах. Возможно, тайну о своей
разведывательной деятельности (в частности, не только эпизод с Троцким, но и
загадочное исчезновение лидера троцкистов Андреаса Нина)он потому так прилежно
и хранил, что хотел не только спокойной жизни для своей семьи, но и спокойной
возможности заниматься наукой.
Он написал потрясающие книги о тайнах Ватикана и
преступлениях инквизиции, написал монографии об эволюции католической церкви в
латинской Америке. Он - автор биографий великих латиноамериканцев, которыми
бесконечно восхищался: Симон Боливар, Панчо Вилье, Че Гевара, Сальвадор
Альенде, его друг и соратник Сикейрос.
Он был однимиз жесточайших критиков Льва Гумилева. Как это
ни странно. В 1981 году, когда Гумилев представил на суд ученой общественности
последнюю часть своего труда “Этногенез и биосфера земли”, Григулевич был одним
из тех, кто приложил руку к падению Гумилева, к вызовам того на бесконечные
научные советы, на которых науки почти не было, а были лишь бессмысленные
критические выкрики.Правда, Григулевич, пожалуй, был одним из тех немногих,
может быть, единственный, кто не согласен был с Гумилевым ученым, а не проводил
генеральную линию партии. Дело в том, что к “чудесам” типа биосферы он лично
относился более чем лояльно. Об этом свидетельствует предисловие, которое он
написал к книге “о чудесах” Дж. Митчелла и Р. Рикарда. Конечно, в предисловии
было и о диалектическом материализме. Но это - так, дань родине. Были и совсем
другие фразы, которые для того времени для члена многочисленных научных советов
и человека с таким прошлым были невероятно смелы. Вот лишь отрывки:
“Чудеса... Это вечная тема, которая, кажется, никогда не
исчерпает себя. Ведь людям всегда приходится сталкиваться с явлениями, не
находящими до поры до времени объяснения. Они будоражат сознание, так как не
укладываются в рамки привычных представлений, нередко воспринимаются как
сверхъестественные… Еще Дарвин замечал, что "чем больше мы познаем твердые
законы природы, тем все более невероятными становятся для нас чудеса".
Но все же и в наши дни существует немало таинственных
явлений, которые остаются вроде бы неразрешимой загадкой… Авторы книги пошли но
пути, проложенному Чарлзом Фортом (1874-1932), американским репортером, который
в начале нынешнего столетия занялся коллекционированием загадочных явлений. За
20 лет он составил картотеку, содержавшую около 40 тысяч описаний таких
явлений, зафиксированных в различных публикациях, начиная с 1801 г.Английские
авторы многое позаимствовали у Форта, но и сами сделали немало, изрядно
потрудившись над подшивками журналов и газет, собирая свидетельства о необычных
явлениях, которые происходили в разные времена... Дж. Мичелл и Р. Рикард
стараются подчеркнуть свою беспристрастность, заявляя, что не стремятся дать
чудесным явлениям какое-то объяснение. По их мнению, есть феномены, которые
людям не дано понять. Однако эта беспристрастность приводит к тому, что сплошь
и рядом они оставляют читателей наедине с “непознаваемым”, таинственным,
загадочным.В этом проявляется исходная позиция авторов. Они четко и
недвусмысленно говорят: “Мы — феноменалисты”. И с этой точки зрения
рассматривают все удивительные, невероятные случаи. Что же такое
феноменализм?Это учение, исходящее из того, что непосредственным объектом
нашего познания являются только ощущения. Такая позиция по логике вещей ведет к
отрицанию познаваемости мира, к агностицизму. Исходный тезис феноменалистов
несостоятелен, поскольку человеческое познание здесь отрывается от реальной
действительности и от практики… Как писал еще полтора столетия назад Гете, нам
кажется иной раз, что мы совершенно избавились от суеверия, а оно между тем
прячется в потайные уголки и вдруг снова появляется, когда считает себя в
полной безопасности.”
Как-то мне довелось прочесть литературное эссе критика,
культуролога и философа Эмиля Мишеля Сьоррана (или, если учесть его румынское
происхожение, Чорана) о его друге Борхесе. Автор пишет, что преимущество таких,
как он сам и Борхес, в том и состоит, что они родились вне Европейской
традиции, созрели и расцвели в рамкахкультуры третьего мира, “второсортной
культуры”, культуры, вынужденной из-за собственной узости впитывать в себя все
мировое достояние. (Тогда латиноамериканская культура еще была “второсортной”).
Эти люди не были зашорены какой-то одной традицией, замшевшей от собственного
величия и древности. В этом и было их величайшее везение. Они не принадлежали
ни одной великой культуре, потому и смогли понять и воспринять все, что было до
них, и создать культуру свою, впитавшую в себя древние культуры и одновременно
не похожую ни на что до этого созданное. Пожалуй, все вышесказанное румыном о
латиноамериканце можно отнести и к Григулевичу-ученому, не то литовцу, не то
еврею, не то какому-то таинственному жителю племени караимов. Может быть,
потому он так и влюбился в Латинскую Америку: почувствовал, что по рождению
близок к этим планетарным провинциалам. И поэтому тоже так ценны и интересны
научные изыскания, его взгляды и его работы. Будть то исследования католицизма
или летопись революционеров Латинской Америки.
Мигель,
