Андрей Милехин

Спасибо. Спасибо организаторам, спасибо такому большому залу. Мое выступление однозначно приятное - я последний, и у нас за этим следует перерыв.

Мне не так много осталось сказать. Вообще, у меня выхода нет, потому что я выступаю после юристов, дисциплинированных и упорных, которые уже успели так много сказать, и, как я понимаю, могли бы сказать еще больше. Я выступаю после журналистов, они говорили эмоционально и исходя из фактов. Я и к тем, и к другим отношусь лишь в некоторой степени, и так как на самом деле время к обеду, я позволю себе рассказать небольшой анекдот.

Новый русский попал в аварию. Ну, так получилось: стекла разбились, ему уши разрезало. А у него проблемы, у него встреча через неделю очень серьезная; как говорят, с пацанами. И он приходит к врачу и говорит: "Выручай, брат, мне нужны уши, я же в таком виде не могу появиться, представляешь, как я выгляжу без ушей?" Врач говорит: "Ну, это вообще проблема, ну, есть, конечно, уши, но женские". "А чем они отличаются? Разве что поменьше. Ну ладно, давай, лучше, чем ничего". И вот он с этими женскими ушами вышел из клиники. Через неделю, совершенно взбешенный, звонит доктору. Доктор напуган, говорит: "Что случилось, отвалились?"  "Да нет " "Может, не слышишь?" "Да нет, слышу - ничего не понимаю".

Так вот и я мало что понимаю, потому что тема настолько большая и настолько серьезная, представлена профессионально одна точка зрения, и она даже из двух компонент состоит. К сожалению, у тех, кто должны сформулировать, что же такое государственная тайна со стороны государства, со здоровьем проблемы, как нам объяснили. Я вообще заметил: государственная служба на здоровье очень плохо влияет. И на настроение тоже.

Мне эта тема была очень близка и интересна в силу нескольких обстоятельств.

Так получилось, что на заре перестройки  - это было в 89 году - я со своей научно-исследовательской, педагогической деятельности ушел на госслужбу. Я думал, что это надолго - вы помните это время, был некий энтузиазм, казалось, что все произойдет очень быстро и, в общем-то, что делать вполне ясно. Я ушел на службу в КГБ, более того, я ушел в пятый отдел -  "по защите конституционного устройства". Я, помню, шел, понимая, что приобщаюсь к какой-то очень большой тайне. Первое, что я сделал, когда приехал в Академию - а будучи уже преподавателем и, наверно, чуть мудрее своих коллег, - я пошел в библиотеку. Первый шок для меня был, когда я там ничего не нашел. Естественно, я смотрел  то, что для меня было интересно профессионально - как психологу, как социологу; мне казалось, ну уж там-то этого много. Ничего. Второй шок -  когда нас очень долго готовили, и после всех многочисленных расписок нам доверили, наверно, одну из самых главных тайн, которая тогда была  - это структура КГБ СССР. Но через год брошюрки с этой структурой бабушками в метро продавались. Тогда это было с таким антуражем подано -  помещение, проверка, нет ли здесь не подписавшихся или посторонних, задвинутые шторы…

Я думаю, что если говорить о проблеме национальной безопасности, и тем более, если говорить о проблеме, которая сформулирована в нашей так называемой панели - "государственная тайна, шпионаж или право знать" - я думаю, тут больше проблемы непонимания, особенно у нас в России.

Вообще Россия - уникальная страна. Вчера ехал и слышал по радио, замечательно: "Только в России обед - это время суток, а не прием пищи". Я по теме говорю, поверьте.

А мы даже не можем увидеть, услышать со стороны. На самом деле, наши уважаемые юристы пытались сформулировать, и в некотором смысле проаудировать то, как она звучит со стороны государства; посыл.  Но представителей государства нет, он  совершенно невнятный, совершенно непонятный для меня, что же  это есть такое - государственная тайна.

Безусловно, она есть. Безусловно, в каждом государстве есть темы, есть предметы, которые являются собственностью - экономической, политической, идеологической - государства, но проблема в отсутствии границы. Да, это проблема государства, проблема нас как живущих здесь. С другой стороны, если и перейти к проблеме журналистики… Михаил Александрович сегодня сказал хорошо, он сказал: "Где цена?". Я думаю, что проблемы журналистики в первую очередь в профессионализме и независимости. Отсюда все идет. И эта проблема, как она решается - что берется, что продается, что покупается, что можно продавать, что нельзя, что является предметом профессиональной деятельности, а что шпионажем - пока у нас журналистика находится в том состоянии, в котором она находится, в нищем состоянии, тогда о какой независимой журналистике можно говорить. Оптимистические оценки рекламного рынка в прошлый год были 1 миллиард, об этом говорилось, а минимальные затраты, которые были потрачены, со стороны всех экспертов, они идут от двух с половиной миллиардов. Тогда о какой независимой журналистике - я говорю не об исключениях, а о правилах - можно говорить?

Более того, мы же хорошо понимаем, что из этого миллиарда уж 80 процентов в Москве находятся. За счет чего живут средства массовой информации в регионе, мы можем, конечно, говорить, анализировать, выдвигать гипотезы, но это надо еще долго-долго нам потом осознавать. Хотя с другой стороны известно, что все разведслужбы до 90% информации берут из открытых источников, в первую очередь, из средств массовой информации. Я, кстати, не думаю, что все эти проблемы, о которых я сказал, проблемы России. И проблемы, о которых мы услышали сейчас от коллег, существуют и там. Более того, в России некоторые вещи решают значительно проще. Например, воспоминание наших разведчиков, того же Резуна, Судоплатова, они вообще без проблем продаются везде. Стоят недорого, всем доступно. По-моему, никаких даже проблем у них не было в связи с этим.

- Ой были.

Ну да, я тут, видимо, некомпетентен. Я сразу предупреждал. Но, по крайней мере, я свободно их читаю, у меня проблем нет.

Я на этом закончу, потому что, мне кажется, куда интереснее слушать не конкретного человека, а еще и посмотреть, что думает об этом народ. Нами было инициализировано одно исследование, и мы долго ждали, будет ли у нас заказчик на это исследование, но так как уже можем позволить себе какие-то исследования проводить сами, мы начали проводить это исследование очень серьезно - "люди в штатском". Мы хотели понять, как относится население к тому, что бывшие сотрудники органов безопасности идут сейчас во власть, и в последнее время это стало у нас традицией. Потом оказалось, что есть вещи, которые в этом исследовании не столь легки, а требуют осмысления. К сожалению, мы так и не справились с техникой, я с удовольствием все это оставлю и в библиотеке; вы можете  использовать эту информацию со ссылкой на источник.

В феврале мы провели исследование об отношении общества к деятельности ФСБ. Это был всероссийский опрос, метод - личное интервью, он охватывал все регионы России. Один из вопросов звучал так: а как вы считаете, вообще являются ли органы ФСБ необходимым ведомством в структуре государственного управления? Из тех, кто определился, более 90% ответили, что да. Ни у кого не возникает сомнений о том, что такого рода структура к государстве должна быть. Но любопытно следующее. Мы спрашивали: "А какая основная деятельность ФСБ должна быть в России, в чем приоритеты?" и предлагали то меню, которое, в общем-то, заявлено ФСБ, они просто расставляли приоритеты.  Оказалось, что на первом месте население - не эксперты, не специалисты, а сами граждане нашей страны -- поставили борьбу с терроризмом, на второе - с коррупцией, на третье - с организованной преступностью. Это очень любопытно, потому что мы такого рода исследования проводили в 94м,  98м году, и оказалось, что  представление населения о том, чем должны заниматься органы ФСБ, очень сильно поменялось. Если еще несколько лет назад шпионаж плюс какие-то проблемы, связанные с внешней угрозой, были понятны населению и ожидаемы, то сейчас на первое место поставлены проблемы внутренние, проблемы, связанные в первую очередь с внутренней безопасностью. А вот, например, защита государственных секретов оказалась лишь на четвертом месте по значимости с очень большим отрывом.

А противодействие иностранным разведкам - на последнем. Я повторяю, я говорю про общественное мнение. Вообще от этого никуда не деться - природа и народ, они мудры, если что-то происходит в общественном сознании, то, наверно, стоит это понять.

И последнее. У нас была пресс-конференция в московском отделении Института развития прессы, и она проходила очень бурно, и там были ряд правозащитных изданий, так вот когда мы последнюю цифру огласили, а это отношение к деятельности ФСБ, оказалось, что да, большинство населения положительно оценивает деятельность органов ФСБ.

Более того, значимое большинство - 39% так и не смогли оценить или затруднились ответить, это понятно, это традиционная цифра, кому-то неинтересно, а кто-то просто не захотел сформулировать, кто-то ушел от ответа. Из оставшихся 42% дали положительную оценку,  и 19% отрицательную. Я понимаю, что эти цифры надо интерпретировать очень осторожно. Когда представители правозащитных изданий сказали: "Мы, наверно, в разных странах с вами живем, потому что мы не верим в эти цифры, мы их не знаем". Да, мы, наверно, все живем каждый в своем миру, и я могу отвечать за эти цифры, но они, конечно, требуют интерпретации.

Я бы закончил на этом, потому что надо оставить место председателю, или, может быть, какие-то вопросы были бы…