Реклама на сайте

Наши партнеры:

Ежедневный журнал Портал Credo.Ru Сайт Сергея Григорьянца

Agentura.Ru - Спецслужбы под контролем

© Agentura.Ru, 2000-2013 гг. Пишите нам  Пишите нам

Рецидивист спецслужб

Совместный проект "Версии" и "Агентуры.Ру"

  


Трепашкин на знаменитой прес-конференции с Литвиненко

Недавно Московский окружной военный суд принял к рассмотрению дело о разглашении гостайны в отношении Михаила Трепашкина. Бывший высокопоставленный сотрудник следственного отдела КГБ СССР, а затем и ФСБ России подозревается в том, что передал постороннему лицу данные об агентуре Федеральной службы безопасности. Михаил Трепашкин известен тем, что принимал участие в пресс-конференции Александра Литвиненко, где сотрудники ФСБ поведали о том, что им приказывали организовать убийство Бориса Березовского. А также тем, что он был уволен из ФСБ, опротестовал это решение в суде, но в органы так и не вернулся и занялся адвокатской практикой и работой в общественной комиссии по расследованию взрывов жилых домов в Москве в 1999 году. О том, что в действительности стоит за судебным процессом в отношении его — МИХАИЛ ТРЕПАШКИН в интервью МАРИНЕ ЛАТЫШЕВОЙ

— Михаил Иванович, расскажите, почему вас уволили из органов и как вам удалось опротестовать это решение? 

— В КГБ СССР я служил с 1979 года, в основном в следственном отделе КГБ СССР, где занимался расследованиями деятельности международных групп контрабандистов, занимавшихся произведениями искусства. После распада КГБ работал в Управлении собственной безопасности ФСБ РФ (защита сотрудников, членов их семей и лиц, приближённых к ним). Работая по этому направлению, занимался сбором информации о преступных группировках Москвы и России. С 1996 года перешёл на службу в Управление перспективных программ ФСБ России. Оно было создано по указанию тогдашнего секретаря Совбеза Александра Лебедя. Уволился я в 1997 году. 

— Чем вы занимаетесь сегодня? Как продвигается расследование о взрывах в Москве? 

— Сегодня я — практикующий адвокат, член коллегии адвокатов "Межрегион" при управлении Минюста по Москве. Как адвокат я сотрудничаю с общественной комиссией ГД РФ по расследованию взрывов домов в Москве в 1999 году. Комиссия пользуется моими услугами как эксперта. Например, по поручению комиссии я проверял показания Гочияева. Когда-то этот человек работал в московской фирме "Капстрой-2000", через которую взрывчатка поступала в Москву и потом была использована для взрывов домов. Гочияев говорил, что он звонил в органы и предупреждал о возможности взрывов, называл адреса, куда развозилась взрывчатка. При этом спецслужбы считают его главным подозреваемым, в ФСБ отрицают, что он им звонил и о чём-то предупреждал. Я могу установить местонахождение Гочияева (который до сих пор находится в розыске), но, судя по реакции ФСБ, там этого не хотят. Такое впечатление, что спецслужбам России выгоднее, чтобы человек, который может многое рассказать об этих взрывах, так и находился в розыске. Могу сказать, что в работе комиссии есть новости, комиссия готовит отчёт о расследовании, который скоро будет обнародован. Кроме того, я консультирую новую общественную организацию — "Норд-Ост", в которую входят родственники погибших. Одним из поводов для возбуждения уголовного дела против меня о разглашении гостайны явились выступления в прессе, в том числе в декабре 2001 года, когда я указал на неудовлетворительную организацию со стороны руководства ФСБ расследования этих терактов. По моему мнению, имея такой мощный аппарат специалистов, при правильной организации эти преступления давно были бы раскрыты. Так что я уверен, что моя общественная деятельность ещё скажется на ходе судебного процесса надо мной. 

  

— Вас судят за разглашение гостайны. Формально разглашение заключается в том, что вы передали постороннему лицу сведения об агентуре ФСБ. Но, насколько мне известно, вы передали информацию о появлении в столице известных чеченских полевых командиров и их помощников человеку, который работал в ФСБ. 

- Да, за несколько месяцев до захвата "Норд-Оста" мне из моих источников стало известно, что в Москве появилось несколько чеченцев, которые когда-то были связаны с Салманом Радуевым. В том числе полевой командир Абдул. В своё время я знал Абдула, когда работал в Управлении собственной безопасности ФСБ и лично его задерживал за вымогательство денег у руководства одного московского банка. Он требовал от банкиров, чтобы те полгода работали с деньгами для боевиков в Чечне, а для начала требовал 1,5 млрд. рублей. Абдул сбежал в Турцию, и мне стало известно из моих источников, что меня и некоторых сотрудников банка — Александра Шевченко и Александра Гагаева — Абдул приговорил к смерти. В то время, а было это в 1995 году, я представил в ФСБ всю информацию о том, где конкретно в Турции находится Абдул. Тогда ФСБ устами начальника ЦОС Здановича уверяла, что чеченских бандитов обязательно найдут и привлекут к ответственности. Но ничего сделано не было, так их никто и не нашёл. И вот эти люди стали вдруг появляться в Москве: свободно ходили с оружием, на встречи и ничего не опасались. И именно это меня и насторожило. На тот момент я в ФСБ уже давно не работал. И так совпало, что в то время мне постоянно звонил Виктор Шебалин, только что уволившийся из Управления по разработке преступных организаций ФСБ. Он настойчиво просил меня поставлять ему информацию о Литвиненко, который к тому времени уже уехал в Англию и с которым я поддерживал контакт. Он говорил, что неофициально работает теперь на Управление собственной безопасности ФСБ. Я и посоветовал ему и его коллегам не бегать за Литвиненко, а заняться конкретной информацией, которая лично у меня вызывала подозрение, но я сам ничего сделать не мог, потому что к органам уже отношения не имел. Я передал ему мою информацию о концентрации в Москве чеченских экстремистов, а также сказал, что в ФСБ имеются мной же собранные архивы на этих людей и спецслужбы могут ими воспользоваться. Я не настаивал на том, что эти люди что-то готовят, у меня не было на то оснований, но я предлагал их проверить, исходя из информации, которая содержалась в моей справке. Шебалин пообещал, что эту информацию он обязательно передаст своим шефам. А затем случился "Норд-Ост". Остаётся только гадать: либо Шебалин ничего не передал, либо по этой информации никто работать не стал? И вот после этого в отношении меня вдруг возбудили дело о разглашении гостайны (ч. 1 ст. 283 УК РФ) — агентуры ФСБ — постороннему лицу. Я ещё могу понять пассаж о постороннем лице (Шебалин тогда как раз уволился из ФСБ), но вот обвинение в том, что я разгласил ему данные об агентуре ФСБ, меня поразило. Получается, что эти чеченские полевые командиры работали на ФСБ? Правда, потом, в ходе разбирательства, обвинение оговорилось, что я разгласил данные о планах ФСБ, способах и методах их работы.

  


Фото
Бориса Кремера

— Ещё работая в органах и получая информацию о чеченских боевиках в столице, вы столкнулись с тем, что высшее руководство госбезопасности заблокировало вашу работу. Тогда вы были с ними в суде в первый раз, но отстояли свою правоту. Фактически вы обвиняете их в связях с боевиками. Какие у вас основания для таких обвинений?

— Тогда, в 1995 году, когда шла первая чеченская кампания, никто ещё и не догадывался о наёмниках, например из Иордании, которые могут воевать в Чечне. И вот тогда по моей оперативной информации выяснилось, что в Москве как раз занимаются вербовкой иностранцев для этой войны. В своей докладной записке начальнику Управления собственной безопасности Николаю Патрушеву, который тогда только появился в управлении, я написал даже конкретный адрес, где можно найти всех этих людей и их клиентов. Сначала была дана команда работать по этой записке совместно с РУОПом и УЭКом (управление экономической контрразведки). Тогда в ходе первой операции и был задержан полевой командир Абдул, о котором мы с вами уже говорили. И вдруг вскрылась информация о связи этих эмиссаров с высшими чинами МВД, Минобороны и ФСБ. И тогда нам запретили работать по этому направлению и давать информацию РУОПу. Мне сказали, что приказ прекратить работу исходил непосредственно от нового руководителя управления Патрушева. В отношении меня было инспирировано служебное расследование, мне инкриминировали то, что я незаконно задерживал подозреваемых без указания руководства. Мне объявили служебное несоответствие, после этого я и уволился из органов. А потом, в 1998 году, Московский гарнизонный военный суд по моему иску признал, что меня наказали необоснованно. Мне были даны письменные указания по поводу этого задержания и Патрушевым, и начальником отдела управления Виктором Балдиным. Отсюда я могу сделать простой вывод. Моё наказание было инспирировано, чтобы не дать мне возможности продолжать работу по этой линии. Ну и чтобы другим неповадно было.

— Расскажите о вашем новом процессе, чем этот суд может закончиться?

— Первое заседание было 15 сентября 2003 года. Но процесс перенесли на октябрь. Этот процесс закрытый, с меня пытались взять подписку о неразглашении, но по закону я имею право не давать такой подписки. Что я жду от этого дела? Я надеюсь на объективность судьи и его порядочность. Тем более что однажды он уже признал мою правоту. Именно судья Седов рассматривал мой гражданский иск к ФСБ о незаконности моего наказания в 1998 году и признал, что наказали меня необоснованно. Кроме того, все эти почти уже десять лет войны с ФСБ я постоянно сталкиваюсь с какими-то нелепостями в их обвинениях. Вот примеры только из последнего дела. Одно из обвинений гласило, что у меня дома нашли незаконно хранящуюся записную книжку со списком агентурного аппарата ГШ ВС РФ, которую я и разгласил. Потом Главная военная прокуратура признала, что никакой такой книжки у меня не нашли. Или вот совсем уж какая-то глупость. В обвинении было указано: "...в 1993—1997 годах, проходя службу в органах КГБ СССР и ФСБ РФ". И больше года я занимался тем, что доказывал: в 1993—1997 годах уже не было ни КГБ СССР, ни самого СССР. Доказал. При обыске у меня дома и при составлении протокола об изъятии секретных документов в качестве секретных документов были изъяты и отправлены на экспертизу для определения степени секретности более двух сотен конспектов работ Маркса, Энгельса, Фейербаха, Ленина, материалы съезда КПСС, оставшиеся у меня со времени учёбы в Высшей школе КГБ. Даже адвокат мне не сразу поверил, когда я ему об этом рассказал. Если все их обвинения составлены таким образом и построены на таких нелепостях, то я, конечно, смотрю в будущее с оптимизмом.

Опубликовано в "Версии" 29.09.03